С начала конфликта на Украине российские операторы связи столкнулись с серьёзной проблемой поставок оборудования для обновления и строительства новых сетей. Участники рынка ожидали, что проблемы в работе сетей могу возникнуть уже в конце лета. Как операторам удаётся удерживать ситуацию в норме, возможностях закупок оборудования в Индии и Израиле, а также что мешает запуску в стране нового стандарта связи 5G, «Ъ» рассказал гендиректор МегаФона Хачатур Помбухчан.

— Вы год назад пришли в компанию, застали почти самый разгар кризиса, связанного с пандемией, теперь новый кризис. Что было самым сложным в последние четыре месяца?

— Жизнь действительно меняется быстро, на рынок влияют разные факторы, но всё, что происходит в политике, экономике — одинаково для всех участников рынка. Рассматривать это как оправдание невозможности что‑то сделать для отдельно взятой компании — неправильно. На входе у меня задача была простая: перезапустить культуру и философию компании. Основное, что удалось сделать за это время,— пересобрать команду, пересмотреть стратегию и подход к её реализации.

У МегаФона всегда была уникальная технологическая экспертиза, однако она не всегда находила отражение в продукте для клиентов. Что мы делали с командой последние двенадцать месяцев — искали способы совместить технологические возможности с потребностями клиентов. Мы сфокусировались на телекоммуникационных услугах и отказались от развития части непрофильных активов.

— Другие операторы уже несколько лет позиционируют себя не только как телекоммуникационные компании, но и как провайдеры цифровых сервисов. Что даёт фокус на связи?

— Фокус на телеком‑услуги позволяет качественно и быстро улучшаться именно в той базовой потребности, которую мы и призваны как оператор удовлетворять. Мы стали де‑факто мобильным оператором номер один по основным параметрам.

Сейчас телеком‑услуга — это история про покрытие и скорость мобильного интернета. Ни для кого не секрет, что количество голосовых вызовов в сетях снижается, при этом увеличивается количество передаваемых данных, то есть люди могут звонить через мессенджеры, качают информацию, смотрят видео и так далее. Компания Ookla® (владеет сервисом Speedtest, который позволяет анализировать скорость интернета и задержку соединения.— «Ъ») на прошлой неделе опубликовала результаты исследования покрытия мобильных сетей российских операторов и признала МегаФон лидером. Также шестой год подряд мы получаем награду за лучшую скорость.

Мы первыми начали внедрять и в прошлом году запустили во всех регионах технологию VoLTE, она обеспечивает более быстрое соединение и высокое качество звука. Мы лидируем по технологии VoWiFi, скоро представим её на федеральном уровне. Это возможность делать звонки из глухих комнат, цокольных этажей, где слабый сигнал мобильной связи, но есть Wi‑Fi. Сейчас для нас мобильный оператор номер один — это ключевая концепция, результат, к которому мы смогли перейти, проведя большую работу. Мы эту позицию не отдадим.

Одновременно мы запускаем новую бренд‑платформу. В рекламных роликах вместо привычной фразы «"МегаФон" начинается с тебя» будет слоган «"МегаФон" — оператор номер один». Мы будем максимально укреплять положение, удерживать это лидерство и подтверждать улучшениями как в услугах, так и в инфраструктуре и технологических решениях.

— Если говорить о тарифах, они претерпели какие‑то изменения за последние месяцы?

— Мы единственный оператор в России, который в тарифные планы смог добавить параметры скорости. Тарифные планы всегда отличались по количеству минут, МБ и SMS. Мы вывели в марте новую тарифную линейку, в которой скорость уже стала неотъемлемым атрибутом. Абоненты могут выбирать, на какой скорости получать услугу передачи данных.

— Как скорость можно гарантировать? В разных регионах разное покрытие.

— Безусловно, это технологически достаточно сложно, но мы построили очень хорошую модель управления трафиком. Понятно, что, если в каком‑то месте вообще сигнала нет, о скорости интернета речь не идёт. Но там, где есть покрытие — а оно у нас лучшее в стране, что подтверждают исследования,— сервисная модель позволяет разным абонентам давать услугу на разной скорости в зависимости от их потребности. Кто‑то предпочитает стримить, кто‑то смотреть видео в онлайне в высоком качестве, а кому‑то важно просто звонить, получать SMS, и им нет смысла платить за повышенные скорости.

— Почему МегаФон решил не раскрывать финансовые показатели? Увидим их по итогам года?

— Дело в том, что сейчас слишком большая волатильность на рынке. Она сильно влияет на те базовые показатели, которые аналитики привыкли видеть в ежеквартальных отчетах. Мы не хотим давать неверные сигналы. После того как ситуация стабилизируется, мы рассмотрим вопрос о том, чтобы снова публиковать показатели.

— В прошлом году МегаФон продал свою башенную компанию. Почему было принято это решение?

— Речь об операционной эффективности и эффективности инвестиций акционеров. Башенная компания — по сути, это конструкции, например столбы или мачты, на которых размещается радиооборудование. Одна из ключевых задач в этом бизнесе сфокусирована на себестоимости возведения и обслуживания таких опорно‑мачтовых сооружений. Узкая специализация в этом направлении помогает добиваться большей эффективности.

Вот почему башенные активы всегда капитализировались по мультипликаторам, в два раза превышающим мультипликаторы телекома. Башенные активы в мире оцениваются по мультипликаторам от 10 до 11, а в развитых странах — до 20 раз и более. Создание независимого башенного оператора с показателем количества арендаторов на башню (Tenancy Ratio, TR.— «Ъ») выше 1,8 выгодно с точки зрения капитализации.

— Как в текущей ситуации, когда операторы, очевидно, притормозили стройки, будет развиваться башенный рынок?

— Он всё равно будет развиваться. Пока на 1 июля этого года мы построили больше, чем построили в первом полугодии прошлого года. Да, мы идём чуть ниже наших планов на этот год, но мы строим больше, чем в прошлом году.

— Это по всей стране или в конкретных регионах?

— По всей стране.

— Недавно аналитики замеряли скорости, выяснилось, что в Москве они растут быстрее, чем в регионах. Почему так?

— В Москве просто за последнее время произошло несколько существенных событий, повлиявших на то, что скорости начали подрастать. Кто‑то из операторов уже завершил проект по замене оборудования, кто‑то находится в финальной стадии обновления инфраструктуры. Понятно, что установка более современного оборудования приводит к росту скорости.

Мы своим уровнем развития сети были довольны, но тоже увеличивали скорость за счёт работы с сервисной моделью управления ёмкостью сети, за счёт имеющегося у нас частотного ресурса. Москва — самый крупный рынок в России с самыми высокими требованиями абонентов к качеству услуг, поэтому, конечно, операторы очень много внимания уделяют этому региону, потом смотрят на города‑миллионники: Санкт‑Петербург, Новосибирск, Волгоград, Краснодар, Ростов, Екатеринбург.

— Как вы решаете ключевой сейчас вопрос с поставками оборудования? У вас были запасы?

— Ситуация развивалась хотя и быстро, но не мгновенно, поэтому удалось подготовиться, мы создали определённый запас оборудования.

Потратили эти несколько месяцев в том числе на работу по повышению эффективности оборудования, установленного на сети.

Это позволило оптимизировать характеристики сети, перераспределить нагрузку, в том числе за счёт перевода частот, которые использовались для 2G в 4G, что позволило закрыть так называемые белые пятна — места, где наблюдалась недостаточность покрытия. Такие работы, как правило, требуют не больших инвестиций в оборудование, а перенастройки. Основной фокус был на это.

— Как сейчас операторы планируют дальнейшие закупки? Есть ли каналы для получения оборудования?

— Ситуация сложная. Но она небезвыходная. Мы смотрим на индийских, китайских, израильских производителей. Оборудование есть, оно доступно. Да, логистические цепочки стали более сложными, может быть, более дорогими, и контрактование стало более длительным. В нём необходимо учитывать в том числе санкционные риски для обеих сторон, но это не значит, что невозможно строить и развиваться. Такого нет.

— Как за последние месяцы перераспределялась нагрузка на сеть с точки зрения потребления трафика?

— Серьёзных аномалий не было. Когда часть западных ресурсов закрывалась в России, были небольшие просадки по трафику, которые потом, как правило, восстанавливались перетоком на другие сервисы.

— Использование VPN увеличивает нагрузку на сети?

— На сети нет, влияет на клиентский опыт. Люди, используя VPN, чтобы иметь доступ к тем ресурсам, к которым они не могут получить доступ в обычном режиме использования, забывают о том, что это даёт просадки по скорости. Но в целом на сеть это нагрузку не даёт.

— Усиление хакерских атак за последние месяцы вы ощущали?

— Они были всегда, продолжаются и сейчас, просто в большем объёме. Но в целом это реальность, в которой мы живём. У нас достаточно высокая экспертиза в области защиты критической инфраструктуры.

— С российского рынка ушли или заблокированы ряд сервисов, с которыми у МегаФона были партнёрства. Tinder, например. Как заменяете эти сервисы в тарифах?

— Если какая‑то компания решает выйти из России, мы на это повлиять не можем. Я не великий эксперт по Tinder, но, если у людей есть потребность в любом сервисе, он будет в итоге заменён другим. Например, если посмотреть на музыку, ушли Deezer и Spotify. Но трафик, упавший по этим ресурсам, перераспределился на Яндекс.Музыку, VK Музыку и Звук. Мы развиваем открытую экосистему, большинство нетелеком‑сервисов, которые мы предлагаем, партнёрские, что даёт нам гибкость. Если партнёр ушёл, ты можешь его легко заменить.

— Поменялось ли, на ваш взгляд, отношение к операторам инвесторов? Последние годы был интерес к экосистемам, например «Яндексу» и Сбербанку.

— Начнем с того, что мы ни с кем не соревновались за внимание инвесторов, да и инвесторы бывают разные. Есть те, кто инвестирует в рисковые предприятия с потенциалом роста доли рынка, есть те, кто инвестирует в понятные активы с адекватной возвратностью. Телеком — это бизнес, который имеет достаточно устойчивый денежный поток и с учетом ситуации, как кажется, даёт больше преимуществ инвесторам, чем те компании, которые зачастую сжигали деньги исключительно ради прироста доли рынка.

В моем понимании бизнес должен всё‑таки зарабатывать.

— Какая у вас сейчас стратегия по развитию розничной сети? Как складывается ситуация с поставками устройств?

— Мы сейчас неплохо работаем с эффективностью собственной розницы, мы будем продолжать её развивать. И хотя я считаю, что у нас сейчас самая эффективная розница среди всех операторов, это далеко не предел. Вторая история — как сейчас предлагать людям то оборудование, которое они привыкли покупать. Часть игроков с рынка ушли, их место заняли другие бренды. Появились новые названия, пока непривычные людям, но начинают отъедать неплохой кусок рынка у Apple и Samsung.

У нас есть собственная компания по дистрибуции, которая позволяет быть быстрее с точки зрения обеспечения товара в рознице, себестоимости и стабильности поставок. При этом государство активно работает над тем, чтобы позволить людям получать те сервис и оборудование, к которым они привыкли, в том числе через параллельный импорт.

— Что это за компания?

— В прошлом году мы приобрели у USM Telecom 65% в компании «Рево Чардж». Она работает на рынке уже несколько лет, это единый центр дистрибуции для розничных компаний, входящих в периметр холдинга USM. Объединяя поставки для всех компаний группы, можно эффективнее взаимодействовать с партнёрами и получать более выгодные условия. Поэтому сказать, что наши клиенты в чем‑то ограничены, мне сложно. Практически полностью ассортимент и цены, которые сейчас в розничной сети, сопоставимы с тем, что было до февраля.

— Я правильно понимаю, что эта компания занимается в том числе параллельным импортом брендов, которые ушли из России?

— У них есть такая техническая возможность, но сейчас основной фокус — это прямые контракты, поставки оборудования в рамках прямого импорта, в частности из Китая.

— Каких‑то проблем с активацией устройств, ввезенных по параллельному импорту, стоит ожидать гражданам?

— Хороший вопрос, здесь нужно понимать, у кого вы покупаете. Наши партнёры никогда не привезут в Россию оборудование, которое невозможно будет активировать, за других я не могу поручиться. То, что покупают у нас, эффективно работает на нашей сети.

— Как сказались на финансировании проектов волатильность на валютном рынке и рост кредитных ставок?

— Если говорить о колебаниях курсов валют, которые были на рынке, существенного влияния они на нас не оказали. У нас сильная финансовая команда, все валютные кредиты у нас захеджированы, мы здесь в достаточно безопасной зоне находимся с точки зрения непрогнозируемого роста затрат. Мы не планируем снижать объём инвестиций из‑за того, что кредиты стали дороже. Более того, государство неплохо отработало в первом и втором кварталах с ключевой ставкой, не позволив начать панику и провоцировать существенный рост стоимости валют.

— Недавно Минцифры обнародовало меры поддержки телекоммуникационной отрасли. Из них исключили прямую финансовую поддержку, например льготное кредитование. На сколько это критично для вас?

— Мы в хорошем диалоге с Минцифры, у них много инициатив, направленных на поддержку отрасли. В частности, решение о заморозке обязательств по покрытию операторами автодорог и приостановке увеличения объёмов хранения трафика позволило снизить негативные эффекты для отрасли. Какие‑то инициативы больше сфокусированы на поддержку IT‑экспертизы в России, там немного другие условия, как правило, компании не очень прибыльные, но при этом быстрорастущие.

Операторы — прибыльные, но не растут так быстро, поэтому нам нужны другие меры поддержки. Для нас наиболее важно было бы удешевление стоимости кредитов, субсидирование ставок, потому что телеком — это капиталоёмкая отрасль. Мы зарабатываем неплохие деньги, но мы каждый год вынуждены делать большие инвестиции в инфраструктуру для поддержания её надёжности и качества. То, что сейчас не были приняты какие‑то решения, ничего страшного. Мы в диалоге с государством, работа продолжается.

— Весной операторы прогнозировали, что из‑за дефицита оборудования сбои в сетях связи могут начаться уже к концу лета. Прогноз оправдается?

— Прогноз точно не оправдается, во всяком случае, у нас есть запас прочности. Мы находимся в удачном месте развития технологий, потому что LTE будет опорным форматом на ближайшие несколько лет. Если 5G — это больше про технологические возможности, про беспилотное управление транспортом, удалённые хирургические операции, то для обычных пользователей сейчас вполне достаточно стандарта LTE.

— Недавно Минцифры выделило новые частоты в миллиметровом диапазоне для 5G. Это сейчас уже неактуально?

— Есть диапазон 3,4–3,8 ГГц, который во всём мире выбран для развития 5G. В России есть проблема с выделением этих частот, она и является одним из ключевых блоков для развития нового стандарта. Работа по этому направлению продолжается. Для того чтобы развивать 5G, нужен диапазон 3,4–3,8 ГГц.

— Власти также выделяли частоты для развития 5G совместному предприятию «Новые цифровые решения», в которое недавно вошла и МТС. Чем должна заниматься компания?

— Предполагалось, что она будет взаимодействовать с государством в части выделения частот, потому что 5G — это достаточно дорогой стандарт, он предполагает установку большого числа базовых станций, то есть их плотность будет существенно выше, чем плотность формата LTE. Каждый оператор теоретически может строить собственную сеть 5G, но это будет дорого, поэтому рассматривали возможность создания совместного предприятия, чтобы часть инфраструктурной нагрузки делить между операторами, в том числе, например, стоимость владения частотами.

— Совместное владение инфраструктурой, оборудованием тоже рассматривалось?

— Это всё обсуждаемо, но сначала должны быть выделены частоты, они определяют плотность базовых станций, конфигурацию сети, стоимость, они определят формат. Будет ли он только в крупных городах или по всей стране. Всё это будет зависеть от того, на каких частотах мы остановимся.

— СП уже выделен диапазон 4,5 ГГЦ, если не ошибаюсь.

— Да, но он не очень эффективен с точки зрения потенциала развития 5G. У частот 4,5 ГГЦ очень низкая проникающая способность. На открытом пространстве сигнал будет, но если вы зайдёте под дерево, то нет. То есть технологически это не очень подходящие частоты, чтобы развивать 5G.

— Два года назад МегаФон планировал развивать спутниковый проект «1440», но при разделении активов с «ИКС Холдингом» проект перешёл ему. Почему было принято такое решение?

— Периметр USM Telecom покинули те активы, которые были больше ориентированы на IT и производственную экспертизу. Всё, что касается развития телекома, осталось. Эксплуатация спутников — это не просто решение базовой задачи телеком‑оператора, получение интернета в точках, где отсутствуют проводные, оптоволоконные каналы, проект гораздо шире, поэтому его логичнее развивать коллегам из «ИКС Холдинга». При этом мы вместе с продажей нашей доли в компании заключили меморандум о сотрудничестве, позволяющий нам и далее находиться в проекте в качестве стратегического партнёра.

— В рамках развития связи какие у вас есть планы по инвестициям и M&A в ближайшее время?

— Нет цели провести какое‑то определённое число M&A до конца года. Мы постоянно смотрим на технологии, которые появляются на российском рынке, и анализируем их применимость на сетях МегаФона и для клиентов. Если видим потенциал, готовы обсуждать. Какое‑то число сделок у нас в работе.

— По каким направлениям?

— Классический телеком, технологии. Приведу пример. Знаете, что такое push‑уведомления? У них всегда есть одна проблема: отправляя push‑уведомление, никто не понимает, дошло оно или нет, прочли его или нет. В России появилась технология, которая позволяет с высокой долей вероятности оценивать, дошло или нет push‑уведомление, если нет, то в какой момент его правильно отправить, чтобы человек получил. Эта технология позволяет увеличить эффективность коммуникаций через push‑уведомление на 40–50%. Это фактически составной элемент внутри тех услуг, которые мы оказываем. Обсуждаем возможность участия в этом стартапе.

— Сказался ли на работе МегаФона отток IT‑специалистов из России, который начался в феврале?

— У нас оттока не было, может быть, потому, что наши IT‑специалисты имеют хороший доступ к технологиям и при этом зарабатывают хорошие деньги на этом рынке. Думаю, то, о чём вы говорите, было больше актуально для людей, которые работают на фрилансе на западных заказчиков. Для них, возможно, комфортнее уехать за границу, чтобы сохранить свой уровень экспертизы, доход и доступ к ряду технологий.

Поскольку у нас все IT‑системы тем или иным образом подключаются к критической инфраструктуре, конечно, никакого доступа из‑за рубежа к ним нет и быть не может.

Все наши ребята работают в России, а за рубеж если они и ездят, то отдыхать на каникулы, на выходные.

— Много лет на рынке мобильной связи обсуждается возможность консолидации. Текущая ситуация может стать стимулом?

— В моменте пока не вижу для этого повода, сейчас все операторы решают свои локальные задачи, адаптируются к тем изменениям, которые произошли на рынке. Поэтому сказать, что идёт активное обсуждение консолидации этого рынка, наверное, нельзя. Но всегда все готовы со всеми поговорить.

— В этом году, по вашему мнению, у телекоммуникационного рынка есть возможности роста?

— Если честно, для роста оснований особых не видно, но так же как и для существенной просадки. Думаю, что рентабельность операторов останется примерно на том же уровне, может чуть‑чуть сыграть вниз или вверх, это будет зависеть от каких‑то изменений, связанных с адаптацией к меняющемуся рынку. Операторы удовлетворяют базовую потребность в коммуникации, а люди начинают экономить на базовых потребностях в последнюю очередь, поэтому ждать драматических изменений я бы не стал. А дальше — у кого как команда сработает.

— Чем текущая ситуация отличается от того, что было в период пандемии?

— В пандемию было сложнее организовывать взаимодействие, но при этом были все возможности, чтобы это взаимодействие реализовать. Здесь наоборот. Все сплотились, понимают серьёзность момента, понимают, что рынок качает, поэтому взаимодействие на очень высоком уровне, но есть уже проблемы с реализацией, потому что нет полноценной доступности материалов, ресурсов.

Юлия Тишина

Источник: Газета Коммерсантъ